Потеря прошлого года

"Литературная Горловка" с прискорбием сообщает об уходе из жизни литератора Николая Ковалёва. Информация очень устарвшая, умер он ещё в октябре прошлого года в городе Севастополе, но по завещанию дочка похоронила его в Горловке. К сожалению, Анфиса Николаевна не смогла связаться с литераторами города, так как за эти несколько лет, что Николай Михайлович прожил в Крыму, в Донбассе произошла кардинальная смена мобильного оператора связи, а потому горловские литераторы полгода оставались в неведении.

Помянём же хорошего поэта, который был достойным представителем литературного Донбасса!


Наша справка:

Николай КОВАЛЕВ

Николай Михайлович Ковалёв родился в 1933 году в селе Заветном  Ростовской  области.  В  1957  году  закончил  Кубанский  сельскохозяйственный  институт  по специальности  «Механизация  сельскохозяйственного  производства».  В 1969  году  –  Славянский педагогический  институт. 
Работал  в  Шебалиновском совхозе  Ростовской  области,  на  Горловском  авторемонтном заводе, в Горловском машиностроительном техникуме,  спецучилище при учреждении ЮЕ-З112-87. 
Публиковался в городских, областных и республиканских газетах, коллективных сборниках, в альманахе «Восхождение». Издал  в  2007  году  книгу  стихов  и  прозы  «Было так…», в 2009 году «Щедрость», а в 2010 году «Неоконченные истории».

ПАСХАЛЬНЫЙ ДЕНЬ

В бричке скрипучей я с бабушкой ехал.
За нами бежало безликое эхо,
Бежало по бревнам моста деревянного,
Радуясь солнцу и утру румяному.

Замерла цапля в величии строгом,
Как будто молила от радости бога:
За то, что жива и что ночь испарилась,
Что небо хрустальною вазой искрилось,
Что в речке вода и тепла, и прозрачна,
Что в небе настырный орел не маячит.

…Степь расцветала весенними красками…
Мы с бабушкой ехали в церковь на Пасху.

КАЛМЫЦКИЙ ЧАЙ

Жара. В степи гуляет лето.
Остановилась, скрипнув, бричка.
Звенят старинные монеты
В косичках маленькой калмычки.

Овчарка дремлет у порога.
Казан потеет на огне.
Скакун – красавец тонконогий
Губами тянется ко мне.

Отец, чабан, смеётся звонко:
- Гостей, невеста, принимай!
Девчонка, тоненькой ручонкой,
В пиалах подаёт нам чай.

Был чай подобен элексиру:
От каждого его глотка
Степная зарождалась сила
И с нею удаль степняка.

Уходят годы незаметно,
Но память, словно невзначай
Вдруг воскрешает день тот светлый,
Девчонку, ароматный чай.

УТРО В ДОНБАССЕ

Захлопал голубь
Громко, как в ладоши,
И ранний сумрак
Брызнул синевой,
Пришел к нам день
По-летнему хороший:
Огромный, светлый,
Солнцем налитой.
А день, как песня,
Главное – начало:
Подхватят все,
Коль за душу берет.
Промчался гулко
Поезд у вокзала,
Раскрыл цеха
Торжественно завод.
Гудят, звенят
Бетонные дороги,
Подставив спины
Мощным ходокам.
Идет Донбасс
По-деловому строгий
За парты, к пультам,
В шахты и к станкам.

ПАМЯТЬ

Холм монолитный 
и танк монолитный.
Золото букв на плите 
на гранитной.
Небо – слеза чистоты 
первозданной
И алый цветок, 
словно свежая рана.
Тянутся взгляды 
к печальной гвоздике.
Торжественно тихо, 
торжественно тихо.
Рукою касаюсь груди 
я невольно –
Так память проснулась 
пронзительной болью.

КОЛОСКИ 

Колоски собирал я 
В солнцем выжженом поле. 
И орёл с высоты 
Мои рёбра считал… 
Тело словно горело 
От жары и от боли. 
Надо было работать, 
Надо было – я знал! 

Засыпал, как тонул, 
Я в соломе колючей, 
Просыпался и вновь 
По стерне ковылял. 
Голод, будто палач, 
Меня яростно мучил. 
Надо было работать, 
Надо было – я знал.

Собирал колоски 
Хотя слабость душила: 
Я, как все, за войну 
Хлеба вкус потерял 
Собирал для страны, 
Что война разорила. 
Надо было работать, 
Надо было – я знал! 

Вот я в поле опять – 
Много лет между нами. 
Может, тот же орёл 
Смотрит в небе застыв… 
В моей памяти, как бы 
Твёрдо выбито в камне: 
«Надо, надо работать 
До тех пор, пока жив!»

ЛЕГЕНДА О ВАВИЛОНСКОЙ БАШНЕ

Солнце пустыни, как в пекле печет.
Развалины башни – истории груды.
А мимо Евфрат равнодушно течет,
И мимо идут равнодушно верблюды.
Когда же самум там в неистовстве диком
Нагрянет, посеяв в пустыне беду,
Послышатся смех и веселые крики
В развалинах башни, в песчаном аду.
И башня поднимется к небу мгновенно,
Подняв над собою былые века.
Закружатся в пляске желтые стены
Из ярости ветра, шального песка.
Самум пронесется со свистом и гиком,
Засыпав живое песком на пути.
И падает башня, и слышатся крики:
«О Боже Великий, помилуй, прости!»
И снова идут равнодушно верблюды
По спящим векам, по горячим пескам,
Но сходятся вновь непокорные люди
И башню возводят об руку рука.